Я волком бы выгрыз бюрократизм. К мандатам почтения нету. К любым чертям с матерями катись любая бумажка. Но эту...
По длинному фронту купе и кают чиновник учтивый движется. Сдают паспорта, и я сдаю мою пурпурную книжицу.
К одним паспортам — улыбка у рта. К другим — отношение плёвое. С почтеньем берут, например, паспорта с двуспальным английским лёвою.
Глазами доброго дядю выев, не переставая кланяться, берут,как будто берут чаевые, паспорт американца.
На польский — глядят, как в афишу коза. На польский — выпяливают глаза в тугой полицейской слоновости — откуда, мол, и что это за географические новости?
И, не поверяув головы кочан и чувств никаких не изведав, берут, не моргнув, паспорта датчан и разных прочих шведов.
И вдруг, как будто ожогом, рот скривило господину. Это господин чиновник берёт мою краснокожую паспортину.
Берёт — как бомбу, берёт — как ежа, как бритву обоюдоострую, берёт, как гремучую в 20 жал змею двухметроворостую.
Моргнул многозначаще глаз носильщика, хоть вещи снесёт задаром вам. Жандарм вопросительно смотрит на сыщика, сыщик на жандарма.
С каким наслажденьем жандармской кастой я был бы исхлёстан и распят — за то, что в руках у меня молоткастый, серпастый советский паспорт!
Я волком бы выгрыз бюрократизм. К мандатам почтения нету. К любым чертям с матерями катись любая бумажка. Но эту...
Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза.