Виселится висилица в поте лица, Я болтаюсь на пеньковой веревке. Жмурится улица, в поте лица, Я завидую одинокой божъей коровке, Которая сидит у меня на груди, А мимо проходят люди. Один из них посмотрел на меня, И сказал, что я идиот. Другой усмехнулся, плюнул, Сказал "Везет!". Остальные сталные, стальнее чем сталь, Проходят молча, глядят по волчьи.
Но мой сюрреализм не так уж опасен, Когда с первого взгляда я похож на самоубийцу, Но меня ждет награда. Мой трюк почти безукоризнен, Только не надо спасать меня от смерти, Спаси меня от жизни.
Виселица сколь мне значится, Я болтаюсь на виселице, Злится милиция стремится, Стереть улыбку на моем лице. Я начинаю чувствовать себя неловко, У меня есть своя одинокая божъя коровка. Злюсь, бьюсь, трясусь, молюсь, Уже не смеюсь и почти сдаюсь,
Но мой сюрреализм не так уж опасен, Когда с первого взгляда я похож на самоубийцу, Но меня ждет награда. Мой трюк почти безукоризнен, Только не надо спасать меня от смерти, Спаси меня от жизни.