Lo! ’t is a gala night Within the lonesome latter years! An angel throng, bewinged, bedight In veils, and drowned in tears, Sit in a theatre, to see A play of hopes and fears, While the orchestra breathes fitfully The music of the spheres.
Mimes, in the form of God on high, Mutter and mumble low, And hither and thither fly— Mere puppets they, who come and go At bidding of vast formless things That shift the scenery to and fro, Flapping from out their Condor wings Invisible Wo!
That motley drama—oh, be sure It shall not be forgot! With its Phantom chased for evermore By a crowd that seize it not, Through a circle that ever returneth in To the self-same spot, And much of Madness, and more of Sin, And Horror the soul of the plot.
But see, amid the mimic rout, A crawling shape intrude! A blood-red thing that writhes from out The scenic solitude! It writhes!—it writhes!—with mortal pangs The mimes become its food, And seraphs sob at vermin fangs In human gore imbued.
Out—out are the lights—out all! And, over each quivering form, The curtain, a funeral pall, Comes down with the rush of a storm, While the angels, all pallid and wan, Uprising, unveiling, affirm That the play is the tragedy, “Man,” And its hero, the Conqueror Worm. 1896
"Червь Завоеватель"
Смотрите! Столь блестящий вечер В течение долгих одиноких лет! Печатью ангелов двукрылых он отмечен, А Вы в слезах, в тени портьер, Сидите в ложе и самозабвенно Глядите с трепетной надеждой на ужасы химер, В то время, как оркестр дышит нервно Мелодией небесных сфер.
Актёры играют в поднебесье Бога, И воплей, бормотанья эпатаж Сюда - туда летают понемногу ... В движенья скромных кукол царит ажиотаж, Теней бесформенных обилье, Туда - сюда меняется пейзаж, И колебание орлиных крыльев Невидимый осаживает экипаж!
Столь впечатляющая драма запомнится года, И ею нельзя не насладиться! В ней Призрака преследуют толпа, безумная, она всё время мчится по заколдованному кругу... Что рок закручивает туже С всё нарастающим Безумьем и Испугом, Душою заговора — Ужас.
Но вот гляди, возникло нЕчто столь ужасающего вида… Ползёт оно, в размерах возрастая что ли! Кроваво-красное... и корчится открыто На сцене в своей жуткой роли! И извивается — с безумным аппетитом... Актёры становятся его добычей вскоре, И ангелы рыдают в пасти паразита, Так по-людски исполненные Горя...
Вдруг гаснет свет со всех сторон! И зритель замирает недвижный и немой, А занавес, покроя похорон, Вниз падает, как в натиск штормовой, А ангелы, чьи лики бледней, чем снег, Встают и обнародуют перед толпой, Что пьеса — трагедия с названьем «Человек», А Червь Завоеватель — её герой!