Зачем ты покинул обители клана, где вьется вкруг вереска солнечный свет, где мерзнет заря, как смертельноя рана под россыпью бледных январских планет, Аллан МакМэдд? Аллан МакМэдд?
— Уж лучше клинков ненасытная пляска и вьюга в предгорьях, и мрак, и туман, чем взгляд, лучезарнее неба под Глазго и сочные губы, и трепетный стан, не правда ли, тан? не правда ли, тан?
— Сердце леди Хайленда податливей воска, когда джентльмен в бранных делах знаменит, когда дедовский меч его, поднятый к звездам, о щиты чужестранцев беспечно звенит, потрясая зенит.
— Меч МакМэдда не сломлен никем ни в турнире, ни средь битв, ни в низине, ни на вольных холмах. Но для леди Хайленда нет желаннее в мире песен рыцаря в черном, что сводит с ума женщин в клане Гэлмах.
— Мне понятен твой гнев, но поверь мне как тану — Бог не создал для мира неподатливых бед. Уж тебя ли, герой, я испытывать стану, как сорвать с плеч врага и башку, и берет, Аллан МакМэдд?
— Запоздал твой совет, ибо чаша испита, и жестокий урок мной сопернику дан — там, где вереск поет у речного гранита, рыцарь в черном лежит, вечным сном обуян. Я не лгу тебе, тан.
— Так зачем ты покинул обители клана, где вьется вкруг вереска солнечный свет, где навек успокоила рваная рана ненавистного барда, виновника бед? Возвращайся, МакМэдд!
— Не видать мне ни славы, ни свадебной пляски, пенный кубок не пить, не обнять тонкий стан. Брошен плед мой в костер, и в неистовом лязге гордых горских клинков клан Гэлмах, гневом пьян, меня проклял, о тан. Рыцарь в черном, укравший сердце нежное леди, рыцарь в черном, затмивший ей песнями свет, он, уснувший навек в окровавленном пледе — рыцарь в черном — мой брат, Эдвин МакМэдд...