сердце билось медленно, как будто бы никуда не спешивший ребенок шел по поребрику неизвестной улицы непонятно куда и ему было все равно, есть ли поблизости метро, или взрослые, или магазин где продают чупа-чупсы по три и жевачки по два, все из красителей и резины и еще чего-то нехорошего, но как дети, которые никуда не спешат, не воспринимают гадость как гадость и не видят грязи в сердцах своих родителей, так и я как-то раз никуда не спешила в разгар самого часа пик на главном из всех проспектов питера, и вдруг сердце моё заколотилось от безумной любви со скоростью стука колес поезда метро, в котором этот ребенок проезжал подо мной в свою частную школу, опаздывая на урок математики, так же как и он, я не видела, как падают в грязь бездомные и на колени оскорбленные мужьями матери, а их дети смотрят пустыми глазами на слезы взрослых и никуда не спешат, потому что мультики в три пятнадцать, а сейчас еще только утро и восемь. я так же как он была ослеплена, но не медленным биением равнодушного детского сердца, восхищающегося цветами, а не оттенками, но зато более искренне восхищающегося, чем сердце взрослого, восторженно читающего бродского с индивидуальным выражением и выражением лица таким, как будто бы он сам - бродский... я была ослеплена отчаянно колотящимся сердцем, готовым выскочить из грудной клетки, вырваться на проспект и быть затоптанным чьими-то ботинками от гуччи, или кедами от конверс, или еще чем-то чужим, что нами ценится больше своего собственного, я прижала к груди обе руки, чтобы сердце не выпрыгнуло, и не могла себе объяснить, честнее ли я ребенка, который объяснял учительнице в эту минуту, что опоздал на урок потому что какие-то люди спрашивали его, не против ли он, если они его потрогают.. я не знаю, честная ли я перед собой, объясняя свое колотящееся сердце любовью, а не медицинским диагнозом - тахикардия.