границы хрущевок моралью обклеены еще советской. критически безвременно, без срока годности. у христа на погосте гости, с радостью согласные тащить это бремя. быть может ненамеренно, но стопки комсомолки заплесневелой до сих пор на полке. иголками колкими глубоко в темя, тем, кто испокон веков был прикреплен к коробке вашей личной, со штрихкодом привинченным. тем, кто до безобразия нехаотичен. и вычеркнуты безнадежные мечты публично о том, что матрос когда-то станет мичманом. он будет также мыть полы на палубе свой квартиры. драить сортиры. смотреть в окно и дожидаться пира трактирного по пунктирам. по пунктирам.
поиграй со мной в счастье. улетим на небеса на модельке самолета твоего отца, пограй со мной в счастье. дверь на засов. а ты просто останься и стань моим фиолетовым псом.
потом давай перечитаем байрона собрание сочинений, мировозрение напичкаем романтикой. и спички вставим под зрачки, чтоб видеть только то, что видят приторно-подкожные очки. сочки из старого прогнившего чулана выбросим во имя бабочек, которые до сих пор на воле. и вынесет на пирс вместе с пудами минеральной соли маленький кусочек радости остроигольной. вольно. можете порадоваться снова немыслимо глобальному расшатыванию основ. безусловно, вы столь самодовольны в отсутствии условий для ослов. и как бы случайно, в немытую чашку сахара положите на ложку больше, абаюдно с концентрацией печали. жаль, но вы все в пакетиках изначально.
поиграй со мной в счастье. улетим на небеса на модельке самолета твоего отца, пограй со мной в счастье. дверь на засов. а ты просто останься и стань моим фиолетовым псом.