Dm Не помнил я, куда летел, Gm Не видел рядом спящих тел. A С пробитой вестью головой, И безразлично, что живой, Dm И безразлично, что живой.
А подо мной белым-бела Равнина облаков плыла, И вижу сквозь нечеткость век: По ней плетется человек, По ней плетется человек.
И стало мне пустынно вдруг: Ведь это мой погибший друг, И холодочек по спине: Вот он махнул рукою мне, Вот он махнул рукою мне.
Нет, это сон всему виной, И вновь все пусто подо мной, И боль укутал мысли шелк: Куда он шел, куда он шел, К кому он шел, к кому он шел?
И где б ни сел мой самолет, Меня в пустыне этой ждет Мой друг, и ждет меня, пока Моя палатка в облаках, Моя палатка в облаках.
Июль 1980
Сергей ПОНОМАРЕВ, зам. главного редактора «КП», рассказывает о своем любимом авторе-исполнителе: В жизни Юрия Кукина случился странный парадокс: его песню знали очень многие советские граждане, да что там - практически все, даже те, кто творчеством бардов никогда не интересовался, а вот кто автор этого шлягера, было ведомо разве что ограниченному кругу почитателей - всем этим разномастным «каэспешникам», пешим, горным и водным туристам и прочей публике из неформальных объединений периода великого застоя.
Кто он такой, этот Юрий Кукин? Говорят, ленинградец... И еще выпускник физкультурного института, а профессия вообще необычная. Редкая профессия - тренер по фигурному катанию... Ну а песню, говорят, написал прямо на платформе товарного поезда, когда ехал в экспедицию в Горную Шорию...
Речь шла, конечно же, о знаменитой «За туманом», неофициальном гимне отечественных романтиков. Ну как же - это ведь цель их странствий была, говоря современным слоганом, «за мечтами и за запахом тайги»...
... Кстати, появилась она в 1964-м, как раз перед тем, как Хрущева с его оттепелью сместили и в общественной жизни уже ощутимо похолодало. На смену романтикам приходили прагматики, очень быстро переродившиеся в циников-приспособленцев. Но вот какая удивительная штука: мгновенно появившиеся переделки (самая известная: «А я еду, а я еду за деньгами - за туманом едут только дураки...») только добавили популярности песне Кукина. Да, похоже, авторами ироничных переделок были как раз сами романтики - чтобы их отъезд из больших городов и уютных квартир в далекие северные поселки и таежную глухомань не выглядел уж слишком пафосно... Помните у Высоцкого: «Мой друг уехал в Магадан, уехал сам, не по этапу...»?
Ах, это удивительное время, когда конкурсы в вузы на «романтические» профессии - геологов и гидрологов, изыскателей и штурманов дальнего плавания - зашкаливали все мыслимые пределы! А у физиков-теоретиков или ученых-ядерщиков правилом хорошего тона считались альпинистские восхождения или сплав на байдарках по горным речкам...
Что тянуло этих людей туда - в медвежьи углы? Ну уж, конечно, не официальные произведения типа «Слышишь, время гудит - БАМ!..»...
Признаюсь, не в последнюю очередь благодаря «За туманом» я сам рванул из своего большого города на Дальний Восток, где и завис на долгие годы. Там, у черта на рогах - в анюйской горной тундре, на берегу Амгуэмы (это всё на Чукотке) или в кальдере Головнина на острове Кунашир, - вместе с геохимиками или вулканологами, которых занесло судьбой в эти края, мы пели «Гостиницу», а рядом в брезентовых брюках и штормовках сидели девчонки, «занавесившись ресниц занавескою»... И еще кто-то обязательно брал знакомые аккорды, запевая: «Ты что, мой друг, свистишь? Мешает жить Париж?». Кажется, мы сами верили (а что еще оставалось делать - за границей-то никто сроду не был), что наш «Монмартр у костра» несравненно лучше реального Монмартра.
Прошли многие годы, и в Париже мы уже побывали не раз, да и не только в Париже, а ведь так оно и было...