Проснувшись поутру от ненависти к родине Под тошнотворный хлюп ноябрьского дождя, Ты чувствуешь себя героем злой пародии Казненного шута казенного вождя. А родина в твой мир глядит слепыми стеклами, И взгляд ее сырой суглинист и тяжел, Холодным будет пол, подушки будут теплыми, И в горле будет ком, и в сердце будет кол.
Грязь, мразь, слизь. Гнет, гной, гнусь. Умились: Это Русь.
А родина трясет прогорклыми иконами, Сочась из всех щелей, она к тебе во сны, Недобро шелестя ноябрьскими знаменами, Вползает по костям раздавленной весны. Чахоточный июль сгорает за полмесяца, И снова холода затянутся петлей - Законченный закон, гласящий, что повеситься - Единственный здесь путь подняться над землей.
Грязь, мразь, слизь. Ржавь льет с крыш. Хочешь ввысь? Это шиш.
Здесь комьями о гроб стучащие овации Сливаются с пальбой в единый звукоряд. Все врут календари в ноябрьской резервации, Но карты этих мест всю правду говорят: Хоть Каина моли, хоть апеллируй к Авелю, Опять казенный дом, казненные дела... И ты бредешь к стене, по ледяному кафелю Устало волоча два порванных крыла.
Грязь, мразь, слизь. Жуть, муть, взвесь. Хочешь вниз? Это здесь.