Изувечена жизнь, как расплата за невозможность, Тусклой моросью потянулась, принимая нелепые формы; В юдоли скудных фантазий, в обители слепоты Томится воздержанием иссохшая плоть, и тлеет молчание…
Не дыханием осени, а черной гарью пахнет небо; Не покрывалом зимы, но серым пеплом укрыт горизонт; Лишь вопросы творцу о неведомом горьком замысле, Лишь колоссы обгорелых камней на тысячи верст пути…
Склизкой глиной сквозь пальцы просочился юродивый мир, Стёк к сбитым ногам, бредущим в никуда И, вскинувшись ввысь, разметался горстями звезд среди мерзлой синевы;
Там, где Хаос первозданный, сотворенный в Небытии, Пожирает древо знаний в своей мудрой немоте, Гибнет в муках смысл насущный, вязнет в пустоте, Только холод вездесущий стонет в темноте;
Серебристыми клочьями, вырванная с корнем, летит седина; Ослепший в безумии, мятущийся призрак былого самого себя Вырвал глаза свои мутные, ненужные там, где для взора нет Света чтоб с тенью своею сцепиться в последней схватке на руинах вселенной…