"ELIJAH'S MANTLE" - "Night In Hell" (Lyrics by Arthur Rimbaud)
I have swallowed a famous gulp of poison. - Thrice blessed be the idea which came to me! My entrails are burning. The violence of the poison racks my limbs, twists me out of shape, throws me to the ground. I am dying of thirst, I'm choking, I cannot cry out. This is Hell, the everlasting torment! Look how the fire rises higher! I am burning in the proper manner. There, then, demon!
I had just glimpsed the conversion to goodness and happiness, salvation. Let me describe the vision: The air of Hell suffers no hymns! It was of millions of enchanting creatures, a suave spiritual harmony, strength and peace, noble ambitions - I don't know what.
Noble ambitions!
And this is still life! What if damnation is eternal? A man who whishes to mutilate himself is truly damned, is he not? I believe that I am in hell, therefore I am there. It is the ratification of the catechism. I'm the slave of my baptism. Parents, you have caused my misfortune, and you have caused your own. Poor innocent! - Hell cannot touch pagans - I am still alive! Later on, the delights of damnation will deepen. - A crime, quickly, so that I may fall into the void, in the name of human Law.
Be quiet, be quiet then! ... Here is shame and the reproach: Satan himself says that the fire is ignoble, that my anger is fearfully stupid. — Enough! ... Of the errors whispered to me, of magic, false perfumes, puerile music. — And to think that I grasp the truth, that I witness justice: my judgment is sane and sound, I am ready for perfection... Pride — the skin of my head is drying up. Pity! Lord, I am afraid. I am thirsty, so thirsty! Ah, childhood, the grass, the rain, the lake over the stones, the moonlight when the church clock was striking twelve! ...the devil's in the belfry, at this time. Mary! Holy Virgin! — Oh the horror of my stupidity.
Over there, are they not honest souls, who wish me well? ... Come...There is a pillow over my mouth; they cannot hear me, they are ghosts. Besides, no one ever thinks of others. Let no one come near. I smell of scorching, that's certain.
The hallucinations are innumerable. That's what has always been the matter with me, in fact: no belief in history, obliviousness of principles. I shall say no more about this: poets and visionaries would be jealous. I am a thousand times the richest, let's be as miserly as the sea.
Will you look at that! The clock of life has just stopped. I am no longer in the world — Theology is no joke, hell is certainly down below — and heaven above — Ecstasy, nightmare, sleep in a nest of flames.
What tricks during this waiting in the countryside...Satan, Ferdinand, runs rife with the wild seeds...Jesus walks on the purplish brambles, without bending them...Jesus used to walk on the troubled waters. The lantern showed him to us standing, pale with brown tresses, on the flank of a wave of emerald...
I shall now unveil all the mysteries: mysteries religious or natural, death, birth, future, past, cosmogony, void. I am a master of phantasmagoria.
Listen! ...
I possess all the talents! — There is no one here, and there is someone: I do not wish to spill my treasure — Shall it be negro songs, houri dances? Shall I disappear, shall I dive in search of the ring? Shall I? I shall manufacture gold, cures.
Have faith in me then, faith soothes, guides, cures. Come, all of you — even the little children — let me console you, let a heart go out to you — the marvelous heart! — Poor men, workers! I do not ask for prayers; with your trust alone, I shall be happy.
— And let us consider myself. This makes me regret very little, having left the world. I'm lucky not to suffer more. My life was nothing but sweet follies, it's a great pity.
Bah! Let us make every possible grimace.
Decidedly, we have left the world behind. Not a single sound any more. My sense of touch: has disappeared. Ah, my castle, my Saxony, my willow wood! Evenings, mornings, nights, days...How tired I am!
I ought to have a hell for my anger, a hell for my pride, — and a hell for caresses; a whole concert of hells.
I am dying of lassitude. This is the tomb; I'm going to the worms, horror of horrors! Satan, cheat, you intend to destroy me with your enchantments. I appeal, I appeal for one prick of the fork, one drop of fire!
Ah! To rise again to life! To set eyes upon our deformities. And that poison, that kiss a thousand times damned! My weakness, the world's cruelty! My God, have pity, hide me, I cannot defend myself! — I am hidden and not hidden.
The flame rises again with its damned soul.
"Ночь в аду"(Артюр Рембо "Одно лето в аду")
Я проглотил изрядную порцию яда. - Трижды благословенный совет, который я получил! - Неистовство этой страны сводит мне мускулы, делает бесформенным тело, опрокидывает меня на землю. Я умираю от жажды, задыхаюсь, не в силах кричать. Это - ад, Это вечная мука! Взгляните: поднимается пламя! Я пылаю, как надо. Продолжай, демон!
Мне привиделось обращенье к добру и счастью: спасенье. Могу ли описать я то, что увидел? Воздух ада не терпит гимнов. Были миллионы прелестных созданий, сладостное духовное единство, сила, и мир, и благородство амбиций, всего не расскажешь.
Благородство амбиций!
И это все-таки - жизнь. Если бы только проклятие стало вечным! Проклят человек, который хочет себя искалечить, не так ли? Я думаю, что оказался в аду, Значит, я в самом деле в аду. Все получилось по катехизису. Я раб своего крещения. Родители, вы уготовили мне несчастье и себе его уготовили тоже. О невинный бедняк! Ад не грозит язычникам. - И все-таки это - жизнь. Позднее утехи проклятия станут глубже. Одно преступление - быстро! - и пусть я рухну в небытие, именем человеческого закона.
Но замолчи, замолчи!.. Это стыд и укор: Сатана, который мне говорит, что огонь омерзителен и что гнев мой чудовищно глуп. Довольно с меня подсказанных заблуждений, поддельных ароматов, всяческих магий и мальчишеской музыки. - И подумать только, что я обладаю истиной, что вижу справедливость: мое суждение здраво и твердо, я готов достичь совершенства... Гордость. - Корка на моей голове иссыхает. Пощады! Господи, мне страшно. Меня мучит жажда, ужасная жажда. О, детство, травы, дожди, озеро на каменистом ложе, свет луны, когда на колокольне било двенадцать ... в полночь дьявол забирается на колокольню... Мария! Пресвятая Дева!.. - Ужасна моя глупость.
Там, вдали, разве не находятся души, желающие мне добра? Придите! Подушка у меня на лице, и они не слышат мой голос, они - только фантомы. А потом, никто не думает о своем ближнем. Не приближайтесь ко мне. От меня исходит запах паленого!
Бесконечны образы галлюцинаций. Вот чем я всегда обладал: больше веры в историю, забвение принципов. Но об этом я умолчу - чтобы не стали завидовать поэты и визионеры. Я в тысячу раз богаче, будем же скупы, как море.
Ах, вот что! Часы жизни остановились. Я - вне этого мира. - Теология вполне серьезна: ад, несомненно, внизу, небеса наверху. - Экстазы, кошмары,