Напои меня малиной, крепким чаем, цветом липы, И пускай в трубе каминной раздаются стоны, всхлипы. Пусть, как в лучший сочиненьях, с плачем, хохотом, раскатом Завывает все, что надо, что положено по штату...
Пусть скрипят и гнутся ели, вязы, тополи и буки, И пускай из клавикордов чьи-то медленные руки Извлекают старых вальсов мелодические вздохи Неподвластные забвенью, несозвучные эпохе...
Напои меня кипучей лавой пунша или грога, И достань откуда хочешь поразительного дога, Чтобы он сверкал глазами, словно парой аметистов, И чтоб он сопел, бродяга, как у лучших беллетристов!
А сама в старинной шали с бахромою и кистями, Перелистывая книгу с пожелтевшими листами, Выбирай мне из Айвенго только лучшие страницы И читай иx тихо-тихо, опустивши вниз ресницы...
Потому что человеку надо, в сущности, ведь мало, Чтоб у ног его собака выразительно лежала, Чтоб его поили грогом до семнадцатого пота, И играли на роялях, и читали Вальтер Скотта...
И под шум ночного ливня чтоб ему приснилось снова Из какой-то прежней жизни хоть одно живое слово...
Напои меня кипучей лавой пунша или грога, И достань откуда хочешь поразительного дога, Чтобы он сверкал глазами, словно парой аметистов, И чтоб он сопел, бродяга, как у лучших беллетристов!