все, лишь бы не нести ответственности. ты каждую синюю ветку трижды изъездила ржавым лезвием. я вырываю детство из конспектов контекста. доверяй, сожалей, мы парим в невесомости, говорим тысячи лишних слов.
доливай, пока тлеет, - это способ казаться взрослыми, если по другому не смог. доверяй, сожалей, ошибайся, наивное чучело. меня преследует детство, оно меня учит и мучает, просит чаще еще не взрослеть.
моя одиночная камера наполнена червоточащими ранами в стенах. эта жизнь все не кончилась, чтоб ее, стерву, даже если ослепну - это ничего не изменит. люди любят искать в пищевой цепи слабые звенья.
вечно семнадцать, вечно в радуге цветных таблеток, покровы слетают, за окном светает утро. я здесь! я вместе с вами вижу чертово небо! - а оно меня не видит как будто.
пустая точка. ничего совсем не значащая. доверяй, а потом снова плачь. количество разочарований не повлияло на качество. доверяй, снова мимо, как раньше.
ломай, если есть что разрушить, забывай, что такое быть цветным, что такое блядская дружба. рассуждать о жизни трудно, но прожить - не прожечь, полюбить - не обнять, если что - то оторвалось - пришей.
нитки идут туго, глупо думать в силах склеить лейкопластырь труды моих архипасторов. в этой церкви амур не властен.
кому - то двадцать и он учится говорить, кому - то три и он учится умирать.
если не видно зазеркалье - стекло протри, а потом уходи, страдай. от лета теплее не стало, я теперь только станции и вокзалы, я теперь в саммиты и внутричерепные скандалы.
от лета теплее не стало, так что терпеть, как ветер ветхая ставня. кричат: нож на кухне, не тупи, но тут ты, и ты пропит и пробит клин. вышибать нечем, а мне бы выжидать вечно.
только нет сил, со мной всегда лишь печень, и та растворяясь исчезнет. безопасные бритвы не безопасны, и в этом храме уже без охраны, без скотча народ и дурацких стоп - хамов,