Моя девочка, ты была похожа на солнце, Любила мармелад и… что ли милых японцев? Морщила нос, если обижена. Непременно… Я хотел обнять, прижать, поцеловать мгновенно.
А помнишь сладкое вино из одуванчиков? Мы зачитывались им, пьянели без датчиков, Лежа на крыше, считая облака, барашек С перерывами между самых сильных затяжек.
Мне было хорошо с тобой, девочка, ты знала, Вот только тебя забрали – и в жизни кривая. Всюду твои силуэты, улыбок узоры… А я что? Да так. В клочья рву старые обои.
И осень начнется с двадцать… какого повтора? Не помню числа, ты знаешь. Зато без надзора. Мне совсем плевать на учебу и жизнь, ты помнишь, Мне совсем плевать, но… Как ты там? Без меня тонешь?
Хотя о чем я, тебе задыхаться не нужно. В машину – и на встречу к черту, с друзьями дружно. Но не со мной, к счастью. Я ведь не друг тебе вовсе. А… кто я? И главное – что будет вон там, после?
После нас вообще, знаешь, никого не будет. Оно к лучшему. Никто не уйдет, не забудет Ни девочки-солнца, ни мальчика провального. И, милая, я не знаю, что будет правильным.
Мне надоело помнить тебя теми вспышками, Стишками, пышками, мармеладными мишками. Я по-прежнему ненавижу мертвую осень. Она оставила ту незаметную проседь.
Моя девочка, а ты все такое же солнце. Вот только… В чье же отныне ты светишь оконце? Милая, мне глубоко плевать, но знай, я скулю Так истошно и жутко… Я, знай, очень жду весну.
Увы, считал тебя я кем-то вроде ангела. Но стоило глаза прикрыть – и в лету канула. Будь проклят день, когда я, желая затмить скуку, Влюбился не в девочку-солнце, а в одну суку.