Хорошие девочки пишут про первый снег, на их рисунках он напоминает манную кашу. Панельные дома почти пеналы - кричат рукава. Пенальти игрушечных паровозиков и детства кому-то в лицо. А у меня снег похож на людей. Первый - клёвый, боишься наступить и обидеть эту белость, запачкать ей глаза кровью из носа, словами изо рта, просишь цветов и весну в вену. А через неделю не цепляет больше. Я все еще только про снег. второй, седьмой и какой-то там еще - невнятные, мимика мимо, счастье, как аллергия на несквик. Над переносицей проносятся поезда, он пишет ей песни, а потом не может их петь. Физически. Хорошие девочки переходят переходный возраст и не спотыкаются. Всегда помнят, когда и с кем последний раз. Какая была музыка. А я помню только, как раздевались, издевались. И цифры билайна. Смеялись над стихами Брюсова, а через четыре года вспомнили, как смеялись, и захотелось выпить что-нибудь сильное, выбить что-нибудь живое. Я не ломаю комедии, честно. только пальцы - кнопкой "отправить". И иногда рожаю разжатые ладони, чтобы кто-нибудь дочитал мою запись до конца и снова промолчал. Как там говорится - "сберегательный банк не сберег чуда"? Стать бы хорошей. Спать с хорошей. На несколько дней, а потом можно заново в эти стеклопакеты и пакеты со стеклами, выкашливая себя в холодную смешную погоду. Хоть бы один объяснил, что я нетуда. Кажется, что прощаюсь с людьми, рву лица, реву, а это просто фотки. Сколько же раз еще разрезать, куда уехать, откуда спрыгнуть... А вообще-то этот пост должен был быть о твоих глазах. Ангелы сидят на кухне и говорят, что Бога нет. И только я знаю, что ангелов тоже нет. Это все наркотик.