Вы знаете, почему люди не летают? Почему Икара подвели дедаловы крылья? Людьми движет гордость слепая. Люди, сами того не подозревая, Сбиваются в стаи, Только чтоб солнце амбиции обратило в пыль.
"принесите воды"
Скорченный старец облизывал губы. Грубые рубцы на лице, глаза - горящие угли, Беловолосый, беззубый и смуглый, Горбатый нос на лице выступающим мысом. Комната пропахла отчаяньем: Из угла в угол Рыскают крысы, Цветы за окном зачахли, И даже стены забыли, как восхищались речами. "встречайте! Мы владели миром от иордана До енисея, югом и севером, У нас были дамы, У нас было самое Безудержное веселье, Да, мы Много горя посеяли, Но жалеть об этом не стану, Было все, словно во сне я, А спалось так крепко и славно, Как богу во время терракта в беслане!.."
Старик бредил. Его дом давно стороной обходили соседи, И только ветер В калитку стучал. А по ночам В недрах дома кричал ужасно, "если звезды кто-то зажег, значит кто-то погасит". Всем был слышен его хохот, Напоминающий, что у каждого своя голгофа, Что внутри что-то иссохло, И каждый, дрожа, твердил про себя "когда же он сдохнет". А он, запертый в четырех стенах, Брызгая изо рта пеной, Твердил: "Каждая эпоха Бренна, А границы человека не кончаются границами ойкумены". Если бы кто-то поспорил, Был бы ответ достойный: "Постой, Я не понял. Ты думаешь, жизненный путь — что-то простое, Раз он разместился на нашей ладони? И его можно пройти путями окольными? Да даже самый последний стоик Окажется сломлен — мир так устроен. Кому черное, кому белое, кому рай, кому ад. Спроси любого раскольникова — Он ответит, что жизнь не Соня — Далеко не мармелад! А каждый шаг несёт потери - цугцванг.
Люди вывели диету особую, Довольно популярную и знаменитую: В день худеть на двадцать один грамм." И старик находил забавным, Что все сетовали, Мол, у каждого свой недосягаемый замок, Но не у каждого своя Фрида.
И в один день толпа разъяренная Дом старика решила спалить. В треске горящих брёвен Не было слышно молитв. Один старческий смех, никакого крика. Он подошел к окну походкой неровной И провозгласил свой горящий дом Римом, А себя — великим актёром Нероном. Зрителей собралось несколько сотен. Все смотрели, как на нём горели лохмотья, Глаза — горящие угли — погасли, Потрескавшиеся губы стали немы — Больше никто не услышит ответа. Народ сжег в этот день пятерых — Старика и его четыре стены, На которых стояла планета.
За музыку спасибо tesnosti music за сведение ему же.