Мираджейн любила зиму. Снежно-сугробную, занесенную метелями и старо-свежую. Привычную и очень любимую отчего-то. Просто любила.
Выбегала каждый раз на улицу, кружилась, танцуя свой обязательный вальс со снежными видениями, сливалась с зимой.
Чистые вещи, новый взгляд на привычные уже предметы. На те же холмы, например. Ну, зеленые они летом, предположим, весной – зеленовато-коричневые, осенью – жухло-пожелтевшие, но совсем непримечательные. А зимой для нее все вокруг выделялось. Мираджейн могла бы разглядеть в белом сотни, тысячи оттенков, так непохожих друг на друга, разнящихся, необычных и сверкающих. Зимой снег искрился радужно-белым, слепил глаза и радовал.
Мираджейн уже не бегала, а просто спокойно шагала по сугробам, порой опуская голову вниз, любуясь снегом под ее ногами. Ее снегом.
Волосы Мираджейн были зимними, а сама она – не подходила. В ней, пожалуй, многовато было веселости и беззаботности, чтобы в полной мере понимать это время года.
Она понимала лишь то, что любит зиму, пускай по непонятным причинам, но где-то на подсознательном уровне – любит.