Я с детства был на редкость музыкальный мальчик, Меня не портил ни коклюш, ни энурез. Я как никто умел поставить нужный пальчик, Когда брал ноту между ре и ре-диез. Я помню точно день и час, Когда в наш музыкальный класс, С трудом втащили инструмент моей мечты... Когда я в первый раз сыграл на контрабасе В соседнем доме окотилися коты.
Папаша мой имел по жизни два богатства: Бочонок рома и роскошные усы. Он, даже в стельку пьян, не уставал ругаться, Когда я дёргал за любимые басы. Суров и глух к моим мольбам, Он запирал меня в чулан, О как в разлуке длились тягостно часы!.. И я удрал из дома вместе с контрабасом, А у папаши с горя выпали усы.
Я не последним донжуаном слыл в оркестре, Изрядно скроен и приятности не чужд. Недаром фрейлина германской кронпринцессы Сказала мне: «Майн херц, Вы есть майн гутен муж!» Под вздохи пьяного кюре Нас обвенчали в декабре, Мы дали клятву жить в согласии весь век… Я ей как бог всю ночь играл на контрабасе, А по утру она сбежала в Кенигсберг.
Вот так и жил я одинок и импозантен, Так и тужил, питаясь музыкой одной. Так и состарился от престо до пэзантэ, Бродя по свету с контрабасом за спиной. Когда ж, угрюмый и босой, Ко мне пришёл мужик с косой И молвил: "Пробил час, заканчивай "ля-ля"!" Сначала я сыграл ему на контрабасе, А после в ящик он сыграл уж без меня.