В песчаном Чернигове рынок - что сточная яма. В канавах и рытвинах, лоб расколоть нипочем. На рынке под вечер в сочельник казнили Бояна. Бояна казнили, назначив меня палачом. Сбегались на рынок скуластые тощие пряхи, сопливых потомков таща на костистых плечах. Они воздевали сонливые очи на плаху, И, плача в платочки, костили меня, палача... А люди? А люди... А люди! болтали о рае. Что рай - не Бояну, Бояну - отъявленный ад. Глазели на плаху, колючие семечки жрали, гадали: туда иль сюда упадет голова... Потом разбредались, мурлыча бояновы строки. Я выкрал у стражи бояновы гусли и перстень. И к черту Чернигов! Лишь только забрезжила рань. Замолкните, пьянь! На Руси обезглавлена песня! Отныне вовеки угомонился Боян. Родятся гусляры, бренчащие песни-услады, но время задиристых песен неужто зашло? В ночь казни смутилось шестнадцать полков Ярослава. Они посмущались, но смуты не произошло...