Учились мы с Мариночкой, когда при слове "рок" Со страху залезали под кровати. Ей школа образцовая открыла сто дорог И выгнала её за вырез в платье. Кричал директор что-то о бедламе И, тыча зло в Мариночкину грудь, Публично оскорблял её "битлами", А под конец вдогонку крикнул: "Блудь!" Тогда словцо "эротика" считалось матерком, А первый бард считался отщепенцем. Катилась жизнь веселая на лозунгах верхом И бряцала по бубнам да бубенцам. Храня тебя, Марина, от разврата И миллион таких ещё Марин, Упорно не хотел кинотеатр Показывать раздетую Марлин. Ты нам тогда, Мариночка, мерещилась во сне Совсем как из нерусского журнала, Где не регламентированы юбки по длине — Как ты была права, что бунтовала! Коль целый хор лысеющих мужчин Кричал: "Длинней подол и круче ворот!.." - И миллион таких еще Марин Ему назло с ума сводили город. Бежали мы, Мариночка, на выставки картин В аллеи, где художник чист и беден, Где не сумеет высокопоставленный кретин Угробить скрипку глупым ором меди. Там на маэстро клифт с потертой фалдой, Но сколько ты ему ни заплати, Не нарисует женщину с кувалдой На стыках паровозного пути. Ты выросла. Все вынесла. А мой гитарный бой Сыграл поминки дикостям запретов. Мариночка, как нужен был твой с вырезом покрой Для первых бунтовщических куплетов! Прости меня теперь великодушно — Я ни один тебе не подарил, Хотя б за то, что самой непослушной Была среди бунтующих Марин.