Из пункта А в пункт В по лесной дороге скоростью Х идет дурачок. С неба звездочки падают, как гордые ангелы, в башке играет гаражный рок. Исходных данных не хватает, автостопа тоже нет, значит города В не достичь, А в этом городе есть междугородний телефон, и без него невозможно жить. Парням с ТВ, бывает, в стопе помогает фанта, а в черном небе летит самолет, Но я, увы, предпочитаю фанте портвейн, так что сей камень не в мой огород. Хотелось лечь поперек трассы, но услышал Бог, так что уже через три часа Все будет так, как пел уже Володя Высоцкий: гудок и "Здравствуй, это я".
Я приезжаю в город В, но он точно такой же, как и уездный город N: Пьяные рожи, табличка УЛИЦА ЛЕНИНА и лущит семечки под нею нацмен. Меня встречают, обещают хлеб, соль, полный зал и вписку, а также памятников обзор, Но телефонный провод сдал здесь на цветной металл на днях безвестный местный вор. Во мне восстал Жеглов, Дзержинский и Малюта Скуратов, только толку мне в том не хрена. Мне предлагают джин-тоник, и я его пью, чтобы не нюхать, как горят мои крыла. Но - снова чудо: кто-то вспомнил, что в переговорном сегодня ночью на смене герла, Его герла, а, значит, там возможна халява, гудок и "Здравствуй, это я"
Нет, монумент космонавтам мы смотреть не пойдем, на фик подъезд, где бухает толпа. Изобразив бесстрастие компасной стрелки, с кирпичным ликом я шагаю туда, Где вполне рафаэлева телефонистка открывает мне свежайший секрет, Что широка страна родная, неизвестны причины, и по ним связи два часа уж как нет. Это что, Кали Юга?! Новый Порядок?! Или Басаев взял в заложники пару столбов?! Это не Гоголь уже и даже не Кафка, и даже не Ильф и Петров! Это вообще... Дальше пропуск (цензура),- короче, шел я через шесть этажей, Но шагай хоть до девятого, пляши там на крыше - черный ворон, nevermore, туз пикей...
Короче, пьянка была, а после был концерт, и я порвал четыре струны. Всем, в кого верю, это была молитва, всему, что вижу - объявленье войны. Летали алые мухи, а за левым плечом пристроился незримый суфлер. С телеэкрана египетским профилем сокола вещает некто Альберт Гор. Под ветром бури равноденствий с треском занялись крыши красным отблеском на тьме наших лиц Холодным пламенем инферно, а тот, что слева, звал клиентов в клуб самоубийц, Чтоб пристрелить геометрию Эвклида, где карта плоской Земли вольна Превращать в подобие доз героина гудок и "Здравствуй, это я".
Концерт закончен был как надо - приездом ментовки - руки за голову, мордой к стене. Насколько все мы порой иногородни, настолько мы не в родной стране. Товарищ сержант, я вам все расскажу про дом родной и про сад у реки, Про закаты, рассветы, или, лучше, спою. Вы правы, мне края ваши чужи. Да, да, прописка и сердце мои - в ином месте. Зачем я здесь?- Я и сам не пойму. Так отпустите ж... Хотите, вам все подтвердят - я для того на пять сек. позвоню. Почему я хамлю?.. Захлопнулась дверь - теперь можно спать до утра, Чтоб перепутать, во сне или наяву добрый сержант и голос после гудка.
Поспать мне не дали - тусовка приняла меры и принесла двести рублей. Мы вольные птицы, пора, брат, на вписку, с рассветом же опять на хайвэй. На вписке ждет пиво с просьбой спеть "убей янки" и прочая сансара сует, А я не хочу ни туда, ни в нирвану - Ватерлоо, надпись "выхода нет". Но, как случаются сказки с херовым концом, так и реальность себе не верна: Карета не стала тыквой, в мир вернулись все краски, где-то смерть от себя умерла. Что нашел я на вписке, я думаю, ясно. В сердце Псалма 90 слова И "я, наверное, поздно, прости, что разбудил, звоню просто так, целую. Пока."