Полюбили люди горы, как осатанели. Едут в Альпы, лезут в Анды, прутся в Пиренеи. Гималаи истоптали, по Тибету рыщут, Накурившися гашиша, Шамбалу все ищут.
Рерих-Мерих — я не знаю, на Эверест не лазил, Но чудес, как и барашков, больше на Кавказе. Как-то, будучи нетрезвым, я в горах слонялся И со снежным человеком мирно повстречался.
Мы с ним сели на пенечек, хлопнули по рюмке За знакомство, за природу, за любовь к науке. Жаловался: выпить не с кем — кабаны и туры Только хрюкают и гадят, никакой культуры!
Тяжело ему без женщин, снежных женщин мало. Говорит, что плоть бунтует, а рука устала. Спрашивал про нашу жизнь — что такое город? Правда ли, что умер Сталин, кто такой Киркоров?
На ученых обижался: тычут в меня пальцем, Обзовут то обезьяной, то неандертальцем. Не терплю, говорит, ученых — огурцов моченых, На носу, говорит, вертел я всех твоих ученых.
Провели мы change, что значит — сделали обмены: Он меня снабдил женьшенем, я его — пургеном. Под конец совсем нажрался: рыл себе могилу, Почему-то пел «Семь сорок» и «Хава нагилу».
Мы плясали с ним лезгинку, обнявшись по-братски, Как-никак — мы оба лица национальности кавказской. Он кричал: «На эту глушь я молодость угрохал! Забери меня отсюда, друг ты мой, Тимоха!»
Я забрал его в поселок, он привык, не ноет. Мужики его прозвали «Вася-гуманоид». Щас работает завскладом, даже начал бриться. Приезжайте, девки, в гости, хочет он жениться.