Для развлеченья современной молодежи Я спеть куплеты вам сейчас готовый тоже. И познакомлю вас в куплете, скажем прямо, С бессмертным творчеством Шекспира Уильяма.
Он был, бесспорно, поэтической натурой, Хоть жил в эпоху короля Артура — Того, что в Англии жил с королевой-дурой, Ну и в Одессе торговал мануфактурой.
И Уильям не ладил вечно с префектурой, Хоть промышлял он лишь одной литературой. Он небогат был, это видно на портрете, Но у него, как и у всех, имелись дети.
Тогда не знали, что такое литеркомы, Союз писателей, доклады и месткомы, Тогда не знали, что такое «лакировка», Но сочиняли, между прочим, очень ловко.
Вот, для примера, поэтическая драма — Шекспир писал ее с натуры, скажем прямо. Я расскажу ее не в прозе, а в куплете – То сочиненье о Ромео и Джульетте.
Верона, право, самый лучший город в мире — Живет там каждый жлоб в отдельнейшей квартире, Но если верить нам биндюжнику Арону, Не променял бы он Одессу на Верону.
Там жили славные сеньоры Капулетти; У них, конечно, как у всех, имелись дети — Дочь, красотою всех затмившая на свете, Джульеттой звали, коли верить тете Бетти.
А рядом с ними жили гордые Монтекки; Потомки жили их еще в прошедшем веке, Как говорила Нюрка-Штымп на той неделе: — Так дай нам бог иметь то, что они имели!
Служил Монтекки, говорят, в Центросоюзе, А Капулетти худруком в веронском ТЮЗе. Любили так друг друга эти лорды-леди, Как наши с вами коммунальные соседи.
И вот однажды Капулетти, как в новинку, Решил на складчину состряпать вечеринку, Чтоб пригласить туда побольше молодежи; И Рома с другом наш туда пробрался тоже.
Чертовски милую он встретил там девчонку, Он тут же быстро оттащил ее в сторонку, Он ей сказал: «Вас лучше нет на белом свете! Но неужели вы из рода Капулетти?»
В ответ она ему тихонечко сказала: Что тоже, милый мой, я на тебя упала, И буду я теперь верна тебе навеки, Хоть народился от собаки ты Монтекки!
Вот ночь пришла, и Рома наш не растерялся. Хоть как пижон, он целый вечер волновался, И на балкон он к ней пробрался еле-еле Со шпагой под плащом, с веснушками на теле.
Покрыли звезды небо серебристой пылью. Джульетта темную накинула мантилью. И на свидание отправилася гордо С лицом прекрасным, как пирожное от «Норда».
Их взгляды встретились, и вмиг вспотели оба. Как говорят в Одессе: поклялись до гроба. А Ромка наш решил, что он в кафе «Фалькони», И очутился, между прочим, на балконе...
Как справедливо в поговорке говорится: Как будто курица совсем уже не птица. Лишь только солнца луч коснулся черепицы, Была Джульетта уже больше не девица.
Все шло прекрасно, но какая ж это пьеса? Конфликта нет — и нету к пьесе интереса. И чтоб сюжет поинтересней развивался, С Тибальтом Ромка в переулке повстречался.
Был безобидным Рома, иль шалили нервы, Но только задираться не любил он первым. Он просто так себе, гулял в часы досуга, Но тут Тибальт порезал Ромкиного друга.
И Рома: «Ша, — сказал, — что это за манера? На помощь звать не буду милиционера. Прощайся, сукин сын, Тибальт!» И вот у сквера Он заколол его всем прочим для примера.
За самодеятельность эту в назиданье Отправил герцог Монтекевича в изгнанье. Но тут успел-таки наш Рома на прощанье Склонить Джульетту все ж на тайное венчанье.
Все шло прекрасно, но какая ж это пьеса? И чтобы к пьесе было больше интереса, Джульетту замуж выдать захотели дома За графа Париса, что жил у гастронома.
Джульетта, распрощавшись с мягкою постелью, В безумном ужасе бежит к Лоренцо в келью: — Скажи, что делать мне? Ведь я уж не девица! И посоветовал монах ей отравиться.
Но: отравиться только для инсценировки, И предложил ей план монах довольно ловки