Человечество разделено на две части, и их в одно – даже если в постель – не слить. Как ни били нас, но делить нам привычней: твоё, моё. И что странно, чем ближе, да, тем сложнее, а иногда, так бываем доведены, что доходим и до войны, унижаемся до суда. Но расставшись с одним, с одной начинаешь искать другой вариант, хорошо б с углом. То есть всё-таки быть вдвоём, а вдвоём – ну какой покой?! Тут же море проблем. Вообще общих больше, как то: вещей, всякой утвари, мебли, книг нужно меньше – вдвоем – не вник- нешь. Кастрюля щей одному на шесть дней, двоим на два дня. Но, когда съедим вместе соли по сто пудов, растворяется вдруг любовь, и оказываешься чужим, всем ненужным. И вот сижу у корыта один. Держу паузу. Зла, слава Богу, нет. На себя злиться – полный бред, а другого и не сужу. Одиночества своего не отдам. Только вьюги вой понимает всю широту пустоты во мне и ту часть меня, что полна тобой. Вот об этом я и писал, ибо сил нет сказать в глаза, а бумаге чернеть не вновь, и черню: «Ты. Моя. Любовь.»