....................Сверби́т внутри глазок, обтянут кожей. ....................Я скважина замочная? Ну что же? ....................Я не сморгну, не искажу, я смо́лкну: ....................свернусь вовнутрь — начну в себя, как в щёлку, ....................в Его нутро кромешное глядеть...
Вывариваю стих до темносмысла, чтоб застывала ложка — в-сон-дорожкой — в моём бессловье и звенела мыслью того Творца, что создаёт обличья для выпаренных душ: для жажды птичьей в мир отвердеть (взлететь — и камнем в жизнь), но забывает про себя и бродит, невидим, невзначаен, удержи́м лишь иногда и лишь в большом и полом — в ребёнке, в дереве иль в окрике невольном, в застывшей ложке посреди стиха, то вдруг в пробеле… Дрогнула рука, вглядишься — там от слова и до слова не перепрыгнуть — в омуте лилово, и ложки нет, и смысла, и пробела... И оробела, чувствуя того, кто был вот здесь, нечаен, приглушён, и мной глядел, но вновь в себя ушёл.