Это стекло замёрзшее, знаешь, скорее треснет, Чем оттает безвременно под моим виском. До тебя на автобусе ехать ровно четыре песни,
От остановки - две сигареты идти пешком. Той дорогой, где встретят меня угрюмо Ряд китайских фонариков и какой-то паб, Где-то здесь до сих пор послевкусие от парфюма И пальто твоего неворсованный чёрный драп. Да, я тут из-за них. И не то что бы я забыл их. Ты как будто бы рядом, если закрыть глаза. Сколько слов моих слышали, будничных и постылых, Эти улицы, вместо тех, что хотел сказать. И пока я на них окунаюсь в вечерний омут, В серость глаз и лица мне родного шёлк, Ноги сами ведут к твоему сто второму дому, Как бы ни было поздно, откуда бы я ни шёл. Мы не виделись семь снегопадов, моя Омега, Мы не слышались целый виток о земную ось. Самолётам, однако, ничто не мешает царапать небо, Оставляя рисунки из белых, как мел, полос. Просто некогда нам: фортепьяно, сонеты, марши; Отложи меня вновь. Знаю, много на то причин. Никуда я не денусь, ведь я ненамного старше: На четыре августа и один журавлиный клин. Но ничто не толкнёт отступиться от нашей клятвы, Какой бы там жёлтый карлик на́ небе не погас. Это счастье звонить тебе, просто услышать: "как ты?", Чтобы распробовать этот голос в который раз. Снись мне чаще, живи, отбивайся хоть в каждом герце, Я умею, поверь, незаметно сходить с ума. Только с тем, что творится в моём безголосом сердце, Несравнимы ни голод, ни ядерная зима.
До тебя на автобусе ехать ровно четыре песни, От остановки - две сигареты идти пешком. Я никому не признаюсь, что сон потеряю, если Возвращаясь домой, не пройду под твоим окном.