Твоих иллюзий бокал мой полон, И я, пьянея, тяну нектар. Уже смирился могильный холод, Уже достигнута простота; Воспоминаний развернут свиток, Уходит в бездну тоска и грязь,
Всплывает то, что давно забыто – То, как я клялся, и ты клялась;
Неслась свобода огнем по жилам, Не портил жизни душок чернил. «До самой смерти», – ты говорила. «До самой смерти», – я говорил.
С тех пор прошло не одно столетье, И актуальности в клятве нет: Могильным холодом жжет бессмертье, Его топлю я в своем вине.
И все прозрачней бумажный профиль, Портретом старым к стене прибит, На вечно пыльном и влажном штофе Пятном навязчивым он рябит.
Уже не важно, что есть и было, И текстом клятвы кто что скрепил; «До самой смерти», – ты говорила. «До самой смерти», – я говорил.
А в тоннах книг летописных истин Все из безумцев, богов, чертей, Как будто цель у всевышней кисти – В подсчете звеньев цепи смертей.
Одно к другому – и цепь готова, Разряд пусти – и пойдет процесс: За делом – дело, за словом – слово, За клятвой – клятва. А что в конце?
Запястья давят браслеты петель – О них пленитель не помнит сам. Я пью нектар в глубине столетий. И скоро мир обесформится.