Он сегодня дома, он сегодня один, Он немного болен, немного устал. Сам себе трубадур, сам себе господин, Он коньяк с кагором зачем-то смешал.
А за окном темно, смотрит в форточку ночь: "И с какой же радости парень напился?.." А ему, бедняге, уж ничем не помочь – Он устал быть тем, кем сегодня родился.
Он забыл, как люди включают на кухне газ, И чужую боль заглушил цитрамоном, Он глядит на стены и видит родной Прованс, Где когда-то он звался графом Раймоном.
Он вернулся на землю сквозь дни и года, Семь столетий назад безвозвратно ушедший. Вспоминает об этом Раймон иногда, А друзья говорят про него – "сумасшедший..." И снова битва идет для него каждый день, Только ныне масштаб поражений неравен: От былого осталась лишь зыбкая тень – Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен. И Раймон Седьмой допивает остывший чай, И срывает морфином незримые узы, И идет поутру он молитвы свои читать В католический храм альбигойской Тулузы. Возвращаясь назад, он неспешно идет, Игнорируя огненный глаз светофора, Ибо знает, что знамя его упадет, И затопчут его крестоносцы Монфора. И отбывает он вновь летний свой карантен, Заблудившись в сети бесконечных тропинок; Ищет отдыха в россыпях телеантенн, Веря в грустную ложь разноцветных картинок. И Раймон Седьмой печально глядит в экран, Матерится на поздний звонок телефона И болят на погоду призраки старых ран, Что получены им под стеной Каркассона.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран, Заполняя времени стертые лузы, И болят на погоду призраки старых ран, Что получены им на полях под Тулузой.