За тот же самый горизонт, в те дальние края, на тот неведомый пунктир, куда, забыв резон, из века в век стремится мир, - туда стремлюсь и я.
Судьба всё машет мне флажком, препятствий не чиня; однако тот простой секрет, что в странствии моём большого смысла нет, - уже не новость для меня.
Ведь что стихи! Бряцанье шпор. Меж прочих величин их номер - даже не второй. Стихи, положим, вздор - как говорил один герой. И даже не один.
Слова не труд, слова не в счёт, поэт на деле - враль и плут, и дом его - корчма, и календарь не врёт: и впрямь повсюду тьма, и смысла нет стремиться вдаль.
А я стремлюсь, и это жаль...
Но где-то льстивая поёт труба... красивая труба. И снова в путь меня влечёт судьба... счастливая судьба!
И снова - пляска городов, мельканье фонарей, в глазах - дорожные столбы, тошнит от поездов, и гул бессмысленной толпы страшит, как рёв зверей.
О, кочевая жизнь шута! И всё-то лишь затем, что иногда внезапный блик, случайная черта, слезою сквозь вуаль блеснёт, как адамант с небес, - и чувствуешь на миг, что ты не так уж нем, что есть в тебе талант и голос звонкий, как хрусталь.
А после - смерть, и это жаль...
Но где-то дальняя поёт труба... прощальная труба. И снова в путь меня влечёт судьба... печальная судьба...