Что отнято судьбой, а что подарено, – в конце концов, не всё ли мне равно? Так странно всё, что было бы, сударыня, печально, если б не было смешно. И я не тот: ничуть не лучше всякого, и вы не та: есть краше в десять раз. Мы просто одиноки одинаково, и это всё, что связывает нас.
Когда один из нас падёт, поверженный, другой – и не заметит впопыхах. Зачем же я пред вами, как помешанный, и слёзы лью, и каюсь во грехах? Зачем дрожу, зачем порхаю по небу, и жду чудес, и всё во мне поёт? Зачем, зачем... Пускай ответит кто-нибудь, конечно, если что-нибудь поймёт.
Простите мне, что диким и простуженным ворвался к вам средь зимней тишины. Не то беда, что я давно не нужен вам, А то, что вы мне тоже не нужны. И всё ж сама судьба с её ударами, капризами и ранами потерь ничто пред блеском ваших глаз, сударыня, он светит мне. Особенно теперь,
теперь, когда невзгоды приключаются всё чаще и всё смертельней бьют ветра. Мне кажется, что дни мои кончаются, и остаются только вечера... Сияйте ж мне, покуда не отмечено печатью лет ни сердце, ни чело! И, видит Бог, сказать мне больше нечего, да больше – и не скажешь ничего...