Лёха Чих, фармазон, подогнал фуфеля, Скрасить вечер за стирами в очко. Она круто вошла, ножки, груди: а-ля! - Я б всю жизнь с ней сидел в одиночке.
Веня лепень одел и расплавился весь, пальцы веером: "Здрасте, гражданка, Вам, наверно, ещё не сказали, что здесь Сейф лохматый ваш вскроют, как в банке".
Он, довольный собой, подкатил на контакт, Он по сейфам - учёная степень. А она, плюнув на пол ему просто так, вынув ствол, продырявила лепень.
Всем сказала: "Сидеть", - мы уважили ствол, А она, как ни в чём не бывало, Свою шляпку-каре положила на стол, из декольте маляву достала.
Веню жалко, хорошим он кольщиком был, Не по воле красючке простили. Пулю в ствол ей действительный вор зарядил, И писал, чтоб её полюбили.
Слышь, с такого начала не делают дел, Ты же с виду не катишь по масти. Лёха Чих прохоря через край насадил, А тебе дырку сделать, как "здрасьте".
Завтра авторитет просит в гости в Москву: Есть дела, да "малина" подсела. С ихней квалификацией - только в тюрьму, А тверским, мол: не в кипеше дело.
Надо людям помочь; собрались "на гастроль", взяли вместе с мешками "карету". А делить стали филки - заныла мозоль, Я за Веню был с авторитетом.
Я всю долю мою оставляю в общак, мне не надо ни много, ни мало. Дай красючку свою, попахать с ней ништяк, Ту, что Веню в Твери рассчитала.
Вор достал портсигар, папироски скомкал, Он слегка приподнялся с трамвая И сквозь зубы, с такою тоскою сказал: "Забирай, я тверских уважаю".
"Как завут-то тебя?" - я спросил у неё. Милка, нежное девичье тело. Разряжайся, сегодня ты будешь моё, чтобы не было здесь беспредела."
Вор, как видно, её больше жизни любил, Только чувства не выдал, поднялся. И, не глядя, в неё барабан разрядил. Начал что-то толкать, но сдержался.
А в тверском ГПУ молодой оперок Шил дела с пролетарским размахом. На столе у него я прочёл некролог, И кольнуло в груди под рубахой.
"Была зверски застрелена бандой в Москве на задании Савина Мила". На ментов ведь работала, дым в голове, А вора не спалила, любила.