Он стонет во сне и тонет во снах, получая приказ убить президента, уйти за предел городов и тел, человеческих дел, вспыхнуть звездой, сгореть в пустоте, как он хотел.
А-а, лети, моя А-а любимая, к земле обетованной - обескровленной, предсказанной не нами, не для нас.
Она выждет момент и ударит под дых, она будто глоток этой мертвой воды - переполнила горсть. Он везде эмигрант, он всегда не прав - на этой и той стороне Днепра, на этой и той стороне Невы-сказанной любви гость.
А-а, лети, моя А-а любимая, к земле обетованной - обескровленной, предсказанной не нами, не для нас, как последний рубеж.
Она ждет у окна уже тысячу лет, в ее доме темно и чай на столе, она кормит из рук своих воронов И его волков. А между коврами и потолком так много тоски, что хочется выйти в январь и укутаться в лед.
А-а, лети, моя А-а любимая, к земле обетованной - обескровленной, предсказанной не нами, но для нас, как последний приют.