В ресторане наших отношений то поминки, то переучет. Жидкий друг один — портвейн лишений, разъедая сердце, вглубь течет.
Раскололась страсти статуэтка, не горит взаимности маяк. И, давно забытый, дремлет в клетке эрогенный жилистый хомяк.
Когда метрдотели моей души приказали подать шампанское, из углов поползли недоверия вши и, плюясь, ты ушла по-цыгански.
Застегнув подтяжки унижения, я нырнул в обиды полынью. Подложила без предупреждения ты своих претензий мне свинью.
Черным снегом злобы запорошен, желудь мести зреет и зовет, но стоит в хлеву забвенья лошадь и овес корректности жует.
Когда метрдотели моей души приказали подать шампанское, из углов поползли недоверия вши и, плюясь, ты ушла по-цыгански.
Когда метрдотели моей души приказали подать шампанское, из углов поползли недоверия вши и, плюясь, ты ушла по-цыгански.
Курцгалопом вдаль ускачет гордо ослик по названию Любовь. Все постыло, если перед мордой не маячит счастия морковь.
Когда метрдотели моей души приказали подать шампанское, из углов поползли недоверия вши и, плюясь, ты ушла по-цыгански.
Ты ушла, ты ушла, ты ушла по-цыгански. Ты ушла, ты ушла, ты ушла по-цыгански. Ты ушла, ты ушла, ты ушла по-цыгански. Ты ушла, ты ушла, ты ушла по-цыгански.