Всё своё время я ношу всегда с собой. То, что не видно глазами, для меня уже мир иной. В моём пространстве все живущие единицы Имеют имя, назначение, пол и лица.
У каждого есть путёвка в жизнь и свои права, И каждый въедет во двор и свалит в траву дрова. Я пишу на горячем столе, иссяк мой невинный листок. Солдат в отпуску — рубаха из порток.
Здесь прошлое с будущим не разграничено чётко, И в левом ухе «техно», а в правом ещё чечётка. И время Вселенной в моём словаре — очень личное дело. Смотри, спотыкаюсь я весь, а падает только тело.
И хотя мы живём уже после того, как родился Христос, Я знаю любой ответ, пока не звучит вопрос. И всё время путаю, где Запад, где Восток. Солдат в отпуску — рубаха из порток.
И я всегда готов сказать филиппинское «Здрасьте». Поймёт лишь тот, у кого вместо среднего уха — плод страсти. Я сегодня думал, когда разглаживал утром постель: Я не профессионал, а только люби — тире — тель.
И каков бы ни был искус: мёд, пиво, вино по усам, Но если знать хочешь истинный вкус — попробуй сам. Река — это сразу всё: дельта, рукав, исток, А солдат в отпуску — рубаха из порток.
Моя пунктуальность — как на душу Бог положит. И с каждым мгновением я другой, а тот, что был, уже прожит. Пройду через каждую карту, почувствую каждую руну, Где-то правда от Троцкого, где-то правдивая ложь Камерона.
Возьму одиннадцать слов, и всё означают «холод», А в каждой газете мне пишут, что я молодой — и я молод. И в который раз по мне пройдёт этот дикий ток. А солдат в отпуску — рубаха из порток.
И зада нет: повернувшись назад, я смотрю вперёд. И, наверное, нет такой стрелки, которая, двигаясь, врёт. Моя лошадь — яблоня, роняющая плоды в пыль, Когда я совсем не думаю, а будущее уже быль.
И чтобы попасть в «десятку», я подхожу в упор. Что может быть лучше «десятки» — привет тебе, Пифагор! Я всё время мажу, а мне кричат: «Молоток!» Солдат в отпуску — рубаха из порток.