«Всё от того, что раньше
в Москве народ был,
а теперь публика…»
Стыла очередь. Казармы магазинов накалялись, пересчитывались.
Воробьи жевали мясо и кивали головами: мол, терпи и молись
И понятно, что обычное «полундра», ежедневный парашют и чека,
Ощущение забытого в вагоне перепуганного мальчика.
На аукционе в зал заносится картина
«Последний день Москвы».
Разноцветные тугие капли похоти катаются, на солнце блестят,
Набухают, извиваются, и лопается опухоль, и брызги летят.
Обезвоженные заросли, тупые швеллера острогов – башен в дали;
Норма жизни – состояние лояльной разлагающейся падали.
На аукционе в зал заносится картина
«Последний день Москвы».
Подноготная наёбка говорливых попугаев – вековой монумент.
Инструменты восприятия напичканы мельканием оранжевых лент.
Я лысею от свободы онанировать прилюдно и внимать голосам,
Разрываясь между потным подземельем и пустынным белым космосом.
На аукционе в зал заносится картина
«Последний день Москвы».
Костоправы тихих массовых сомнений, стоматологи вставной чепухи
Растекаются по купленным каналам и бессовестно читают стихи,
В предоставленное время закорачивают сонную проводку ума
И устраивают шабаш в коридорах догорающего терема.
На аукционе в зал заносится картина
«Последний день Москвы».
Я желаю не светиться, я хочу не рассуждать, не потреблять, не дышать,
Не обхаживать мусарню, не высмеивать убогих, не кричать, не рожать.
В пламя ада с головою, в щебетанье насекомых с ядовитой слюной
По дороге в лоно дома, по тропинке, красной скатертью застеленной.
На аукционе в зал заносится картина
«Последний день Москвы».
Статистика страницы на pesni.guru ▼
Просмотров сегодня: 1