Наложены запреты, отосланы ракеты, разбросаны букеты к дорогам домой. Опасные кассеты, невзрачные береты. Давно всё отстрелялось не нужной войной
А где то парень ладонь к виску застывшим взглядом прилип к потолку, а губы шепчут, берут, зовут, как будто странную песню поют.
И снова караваны идут из Пакистана, идут, везут стволы за ними мы... Ложатся под снаряды такие же ребята, такие же ребята как я и как ты.
И снова караваны идут из Пакистана, а значит, мы не скоро вернемся домой, а значит, по приказу садимся на КамАЗы. И снова караваном мы едем домой.
Очнись ты бредешь, братан очнись, совсем другая в округе жизнь. Очнись ты бредешь, братан очнись, и из Афгана домой вернись.
Мать так надеялась, так ждала и по ночам вся в слезах спала, а ты однажды пришёл домой. Совсем другой совсем чужой.
Когда в желудке водка, и тенет уколоться ты как всегда расскажешь, как ты уходил: к разорванным воротам, заплеванным колодцам пески Афганистана, где долго ты был.
А мы остались, а ты ушел. Еще пешком я ходил под столом и вот однажды ты пришел домой, совсем другой совсем чужой.
И снова караваны идут из Пакистана, идут, везут стволы за ними мы... Ложатся под снаряды такие же ребята, такие же ребята как я и как ты.
И снова караваны идут из Пакистана, а значит, мы не скоро вернемся домой, а значит, по приказу садимся на КамАЗы. И снова караваном мы едем домой.
Очнись ты бредешь, братан очнись, совсем другая в округе жизнь. Очнись ты бредешь, братан очнись, и из Афгана домой вернись.
Мать так надеялась, так ждала и по ночам вся в слезах спала, а ты однажды пришёл домой. Совсем другой совсем чужой.